Полковник ГУР (Главного управления разведки) Виктор Громов прошел ад Иловайска, Дебальцево и штурмы посадок под Бахмутом, не получив ни единой царапины. Но один-единственный звонок из школы дочери заставил его почувствовать леденящий страх впервые за двадцать два года службы. Восемь девочек из элитных семей методично, одну за другой, уничтожали фаланги пальцев его дочери-пианистки Кристины, пока она задыхалась от боли и ужаса.
Директор лицея категорически отказалась вызывать полицию, ведь среди нападавших была её собственная дочь. То, что Виктор сделал дальше, разрушило жизни и карьеры самых влиятельных людей Киева.
Виктор Громов вытащил тридцать два наших бойца из плотного окружения под Соледаром, имея при себе только трофейный автомат и собственные руки. Он проходил по минным полям Донбасса, ни разу не дрогнув. Двадцать два года службы в спецназе и разведке научили его простой истине: страх — это всегда выбор. И он перестал делать этот выбор где-то во время первых ротаций в АТО в 2014-м. Но когда его телефон зазвонил во вторник в 14:47, высветив на экране номер частного лицея «Печерские Липки», его желудок сжался в узел так, как не сжимался ни в одной, даже самой горячей точке фронта.
Голос госпожи Воронцовой был отрывистым, холодным, полным едва сдерживаемого высокомерного раздражения:
— Это директор Елизавета Воронцова. Ваша дочь Кристина оказалась замешана в неприятном инциденте!
Виктор до побеления костяшек стиснул руль своего потрепанного пикапа Mitsubishi L200, на бортах которого под слоем городской пыли еще угадывались следы от веток и осколков. Ему было сорок шесть лет, три года как он уволился в запас в звании полковника и работал консультантом по безопасности в крупной агрофирме. Это была спокойная, даже скучная работа за компьютером и в переговорных комнатах, которая, однако, хорошо оплачивалась и позволяла ему постоянно быть рядом с дочерью в Киеве.
Кристина была всем его миром. После того как пять лет назад его жена Олена сгорела от рака, в этом огромном мире они остались только вдвоем.
— Что за инцидент? — его голос был пугающе спокоен, натренирован годами четких докладов командованию.
— Она находится в медкабинете. Произошло столкновение с девочками из волейбольной команды. Господин Громов, я буду с вами откровенна. Ваша дочь слаба, она не вписывается в коллектив. Она даже не может постоять за себя. Возможно, если бы вы уделяли ей больше времени, обучая её твердости характера, вместо того чтобы потакать её слабостям и чувствительности, этого бы не случилось.
Виктор слушал этот монолог, уже разворачивая машину через две сплошные в сторону Парковой дороги. Гимназия «Печерские Липки» располагалась в самом элитном районе Киева — это была закрытая частная школа для детей депутатов Рады, олигархов и высокопоставленных чиновников. Виктор перевел туда Кристину после смерти Олены, наивно полагая, что новая среда и качественное европейское образование помогут ей справиться с потерей матери. Плата за обучение съедала большую часть его зарплаты и ветеранских выплат. Но он готов был платить любую цену, лишь бы снова увидеть улыбку на лице дочери.
Она не улыбалась, когда он нашел её. В медкабинете стоял тяжелый запах йода и страха. Кристина сидела на кушетке, ссутулившись, её руки были густо обмотаны бинтами, лицо опухло от пролитых слез. На скуле наливался темный, безобразный синяк. Увидев отца, она попыталась улыбнуться, попыталась быть храброй, как он её всегда учил, но губы предательски задрожали.
— Тато… — прошептала она сквозь слезы.
Ганна Сергеевна, школьная медсестра, подняла взгляд от медицинской карты. Её глаза встретились с глазами Виктора, и в них он увидел то, что заставило его кровь застыть в жилах, — глубокое сочувствие, смешанное с бессильной яростью.
— Господин Громов, я уже вызвала платную скорую помощь из клиники «Добробут». Кристине срочно нужен рентген обеих рук и ребер. Я всё задокументировала в журнале, сделала фотографии повреждений. Послушайте меня внимательно: это была не драка. Это было целенаправленное истязание, пытка.
Виктор опустился на колени рядом с дочерью, его большие руки зависли над ней, боясь прикоснуться и причинить ещё больше боли хрупкому телу.
— Кто это сделал, малышка?
Голос Кристины сорвался на хрип:
— Волейбольная команда, все восемь. Они сказали, что я нищебродка, «льготница». Что мне здесь не место среди детей успешных людей. Я пыталась уйти, но они окружили меня кольцом. Их капитан… Девочка по фамилии Золотова.
Ганна Сергеевна вмешалась в разговор:
— Дарья Золотова, дочь заместителя генпрокурора Андрея Золотова. Они загнали Кристину в раздевалку после урока физкультуры, заперли дверь на ключ. Капитан предложила «преподать урок о знании своего места». Затем они начали методично травмировать ей пальцы один за другим, начиная с мизинцев.
Комната поплыла перед глазами Виктора. Он видел пыточные в подвалах на оккупированных территориях, был свидетелем того, что враги делают с людьми. Но это была его дочь. Его нежная, артистичная дочь, которая рисовала акварелью и играла ноктюрны Шопена.
— Восемь игроков, — тихо, почти шепотом сказал он. — Имена.
Ганна Сергеевна протянула ему сложенный листок бумаги.
— Я составила полный список. Дарья Золотова — капитан, затем Марина Волкова — дочь депутата Верховной Рады. София Березина — её отец владелец сети аптек. Александра Воронцова — это, кстати, дочь нашего директора. Валерия Смирнова — отец полковник СБУ. Екатерина Морозова — мать судья Печерского суда. Полина Новикова и Ольга Сидорова — обе из семей крупных киевских застройщиков.
Она сделала паузу, собираясь с духом.
— Господин Громов. Я работаю медсестрой в этой школе пятнадцать лет. Я никогда не видела ничего подобного по своей жестокости. Директор Воронцова категорически отказывается вызывать полицию. Она утверждает, что это была всего лишь неудачная шутка и Кристина всё преувеличивает.
Виктор встал. Перемена в нём была едва заметной для постороннего глаза, но полной. Плечи расправились, дыхание стало ровным и глубоким. Его серые глаза, те самые, что смотрели в лица врагам не дрогнув, стали абсолютно пустыми и ледяными.
— Где сейчас команда?
— У них тренировка в спортзале, господин Громов.
Но он уже шёл к выходу. Скорая оперативно доставила Кристину в частную клинику на правом берегу. Виктор ехал с ней, осторожно держа её за неповреждённое предплечье, шепча, что всё будет хорошо. Но внутри, в том тёмном месте души, где всё ещё жил спецназовец, он уже планировал операцию.
Рентген подтвердил множественные сложные переломы фаланг на обеих руках. Намеренно нанесённые, методичные травмы. Хирург-травматолог Михаил Петрович не скрывал своего профессионального отвращения.
— Это профессиональное нанесение увечий, — прямо сказал он, отводя Виктора в сторону, пока Кристина находилась под действием седативных препаратов. — Эти переломы нанесены со знанием дела. Тот, кто это сделал, точно знал, как максимизировать боль, не давая жертве потерять сознание от болевого шока. Ваша дочь была в сознании всё время, господин Громов. Вы понимаете, что я вам говорю?
Виктор понимал. Его учили методам допроса. Он знал все техники воздействия и знал, сколько времени займёт восстановление. Сложная операция на обеих кистях, минимум шесть месяцев реабилитации.
— Полная функциональность пальцев под большим вопросом. Она пианистка, насколько я понимаю?
Виктор молча кивнул, не в силах произнести ни слова.
— Тогда вы должны её подготовить морально. Возможно, она никогда не сможет играть так, как раньше.
Виктор оставил Кристину спать под действием сильных обезболивающих и вернулся к своей машине. На дисплее телефона светилось семнадцать пропущенных вызовов: двенадцать от директора Воронцовой, пять от неизвестного киевского номера. Он проигнорировал всё и поехал туда, где знал, что сможет думать ясно и холодно.
Сергей Вовк жил в получасе езды на Оболони, в самой обычной панельке, которая никак не выдавала, что её владелец был одним из самых результативных бойцов Сил Специальных Операций. Они служили вместе двенадцать лет, прошли АТО, ООС и начало полномасштабного вторжения, спасали друг другу жизни больше раз, чем могли сосчитать.
Сергей лишь взглянул на лицо Виктора и молча достал из шкафа бутылку горилки и два стакана.
— Рассказывай.
Виктор рассказал всё, не упуская деталей. С каждым словом челюсти Сергея сжимались всё сильнее.
— Воронцова, — наконец произнес он. — Александра Воронцова — дочь директора. Значит, всё это было с молчаливого одобрения сверху. Директор защищает свою дочь и её подруг. Они думают, что они боги и неприкосновенны.
Виктор залпом осушил стакан.
— Что ты знаешь о лицее «Печерские Липки»?
Сергей достал защищенный ноутбук. Старые привычки умирают тяжело, оба поддерживали свои источники информации в актуальном состоянии даже после отставки. Через несколько минут на экране появились подробные досье….
