Я достала из-за пазухи сложенный лист гербовой бумаги. Тот самый, из подкладки пальто.
— Ты прав, сын, — сказала я спокойно. — Мы все уладим. Прямо сейчас.
Я развернула документ и показала его судье и прокурору.
— Это дарственная на дом и землю, оформленная 20 лет назад. — Мой голос был твердым. — Но вы, Герасим, никогда не читали мелкий шрифт. Вы были слишком заняты тем, что тратили мои деньги.
Я подошла к нему вплотную.
— Статья 578 Гражданского кодекса, — произнесла я, чеканя каждое слово. — Отмена дарения. Даритель вправе отменить дарение, если одаряемый совершил покушение на его жизнь, жизнь кого-либо из членов его семьи или причинил дарителю телесные повреждения.
Герасим побледнел так, что стал похож на мертвеца.
— А также, — продолжила я, — если обращение одаряемого с подаренной вещью, представляющей для дарителя большую неимущественную ценность, создает угрозу ее безвозвратной утраты.
Я обвела рукой зал, указывая на гостей, на стены, на сад за окном.
— Этот дом — память о моем отце. А ты превратил его в притон и хотел продать под снос. Ты довел мою сестру до истощения. Ты пытался объявить меня безумной. Ты поднял на меня руку при сотне свидетелей.
Я повернулась к нотариусу, который сидел в углу, сжавшись в комок.
— Оформляйте отмену. Немедленно.
Герасим рухнул на колени по-настоящему. Не театрально, а от бессилия. Ноги его не держали.
— Мама! Не надо! Куда мне идти? У меня ничего нет!
Я посмотрела на него сверху вниз. Внутри меня было пусто. Ни жалости, ни злобы. Только усталость.
— У тебя были миллионы, Герасим. У тебя был шанс. У тебя была семья. Ты все променял на пыль в глаза.
Я кивнула Игнату Кузьмичу.
— Уведите их. Обоих. Я подаю заявление о мошенничестве, хищении в особо крупных размерах и угрозе жизни…
