— Алечка, врач — это очень уважаемая профессия, — говорил отец, человек старой закалки.
Но Аля и сама не мыслила иной судьбы. Сколько себя помнила, всегда кого-то спасала. Она была той девочкой во дворе, которая не боялась бинтовать разбитые коленки соседским мальчишкам, накладывала шины из веточек на лапы дворовым собакам, попавшим в переделки, а еще делала уколы обычной водой из шприца без иглы плюшевому медведю, пока другие девчонки играли в дочки-матери. В ней жила эта врожденная, почти мучительная потребность оказывать помощь, быть нужной, спасать. Поэтому медицинский колледж стал не выбором, а судьбой.
В памяти всплыл студенческий пикник. Конец учебного курса. Солнце, смех, дешевое вино в пластиковых стаканчиках, запах дыма от костра и звон гитары. И он, Анатолий Пахомов. Толя был принцем предыдущего потока, который так и не стал медработником, подавшись потом в торговлю. Высокий, светловолосый, с той самой обезоруживающей голливудской улыбкой и острым, чуть насмешливым умом. Он был из хорошей семьи. Его папа, Дмитрий Валентинович, тогда еще был на плаву, владел каким-то мелким, но прибыльным бизнесом.
Толик привык всегда находиться в центре внимания, окруженный самыми красивыми девочками. А вот Алевтина была тихой, старательной серой мышкой. Отличница, всегда готовая помочь и всегда с конспектами. Она держалась чуть в стороне, любуясь Толей издалека, когда они иногда пересекались на дискотеках или во время отдыха на природе.
И вот, в разгар веселья, когда кто-то бренчал на гитаре какую-то незамысловатую композицию, парень вдруг схватился за горло.
— Ой, — сказал он, и голос его прозвучал странно, сипло. — Что-то мне нехорошо.
А через секунду начал задыхаться. Всеобщий смех замер.
— Толь, ты что, подавился? — спросил кто-то из парней.
Но он не мог ответить. Его лицо на глазах начало покрываться страшными багровыми пятнами. Губы опухали, превращаясь в бесформенные подушки. Он хватал ртом воздух, но воздух не шел. Раздался страшный свистящий хрип. Началась паника. Девчонки завизжали. Парни растерянно хлопали его по спине.
— Воды! Дайте ему воды! Он задыхается! Скорую! Быстро кто-нибудь звоните!
И только Алевтина, тихая и скромная, не растерялась. В тот день её мозг, тренированный на муляжах и задачах, мгновенно включил режим медсестры. Она увидела рядом с ним на траве у стаканчика с чаем раздавленную осу. Отек. Пятна. Удушье.
— Это анафилаксия! — голос Али прозвучал неожиданно твердо и громко, прерывая девичий визг. — У него отек! Быстро! У кого-нибудь есть?
Она не стала ждать, потому что, как всегда, еще с первого курса носила с собой маленькую потрепанную аптечку. Привычка, ставшая правилом. Она рванула молнию на своей видавшей виды сумке.
— Толя, открой рот! — Аля подскочила к нему, схватив его за подбородок. Парень уже оседал на траву. Глаза закатывались. — Это антигистаминное, сильное. Глотай! Быстро глотай!
Алевтина сунула ему в рот две таблетки.
— Запить! — скомандовала она.
— Нет воды! — крикнул кто-то.
Аля, не раздумывая, взяла стакан с чаем и требовательно приложила к губам Толи, заставляя его рефлекторно сглотнуть.
— Скорую вызвали! — крикнул кто-то с телефоном.
— Толя, дыши! Слышишь? Дыши!
Аля не отпускала парня, глядя ему прямо в глаза, словно вливая в него свою волю. Когда через пятнадцать минут появились медики, отек уже начал спадать. Анатолий дышал. Тяжело, со свистом, но дышал.
Врач, осмотрев его, сделал укол и сказал:
— Еще пять минут — и не откачали бы. Ларингоспазм. Кто дал антигистаминное? Думаю, госпитализация уже не нужна.
Все молча показали на Алю, которая оттирала руки от липкого чая и земли, дрожа от пережитого стресса.
В тот вечер Анатолий, еще бледный, но с сияющими глазами, нашел её у костра. Просто подошел и сел рядом. Девчонки, щебетавшие вокруг него, расступились. Толя взял Алю за руку. Ладонь его была теплой и сильной.
— Ты, — прошептал он, — ты мой ангел-хранитель.
И в этот момент она поняла, что пропала. Влюбилась так, как влюбляются только тихие девочки в спасенных ими принцев — бесповоротно, на всю жизнь. Вот только семья парня приняла Алевтину в штыки.
Дмитрий Валентинович — человек, привыкший к роскоши, которую он в тот момент стремительно терял из-за своих бесконечных интрижек, прогоревших вложений и любви к красивой жизни, — смотрел на Алю за семейным ужином так, словно она была прислугой.
— Медсестра, — протянул он, скептически разглядывая её скромное платье. — Ну-ну, Анатолий, а я-то всегда думал, что ты найдешь себе пару из нашего круга.
— Пап, она мне жизнь спасла, — горячился сын, все еще по уши влюбленный в свою спасительницу.
— А, да, история с пчелой, — Дмитрий Валентинович фыркнул. — Ну, хоть что-то от неё толковое. Ладно, ешьте. Алё, передай салат.
Только Ольга Васильевна — добрая, тихая женщина с глазами, полными невыплаканной печали и замученная выходками мужа, сразу полюбила девушку.
— Алечка, ты его не слушай, — шептала она невестке на кухне, пока они мыли посуду. — Дима зол на весь мир, потому что всё потерял, а ты, светлая, Толю спасла, да он тебя на руках носить должен.
Так уж вышло, что поженились они вопреки воле отца Анатолия. Впрочем, семейный быт изначально был далек от сказки. Окончив колледж, парень быстро понял, что медицина — это не для него. Ангелы-хранители в белых халатах, по его мнению, не зарабатывали больших денег. Именно поэтому Анатолий, используя остатки связей отца, устроился менеджером в крупную фирму, и у него пошло. Похоже, он был прирожденным бизнесменом: обаятельный, наглый, убедительный….
