— Ты… Та самая девчонка? С турникетом?
— Та самая.
— Я искал тебя. Долго искал. Думал, погибла.
— Я спряталась. Слушай меня, Дмитрий. Времени мало. Врачи хотят резать. Я видела снимки. Там не тромб. Там мышечный блок. Осколок сместил пучок мышц, и они передавили артерию как тисками. Хирурги боятся туда лезть из-за отека, но это можно убрать вручную.
— Вручную? — Он недоверчиво посмотрел на нее. — Массажем?
— Нет. Это называется репозиция мягких тканей. Старая техника полевой хирургии. Меня научил один старый военврач в шестнадцатом. Больно будет адски. Но шанс есть.
— А если не получится?
— Хуже уже не будет.
— Делай, — выдохнул он.
Анна откинула одеяло. Осторожно расслабила повязку. Рука была страшной — надутой, багрово-синей. Она закрыла глаза, вспоминая анатомический атлас и ощущения в пальцах. Нужно нащупать спазмированный узел глубоко под слоем отека.
Она погрузила пальцы в мягкие ткани. Соколенко зашипел сквозь сжатые зубы, его спина выгнулась дугой.
— Терпи, капитан. Терпи.
Она нашла точку напряжения. Резкое, ввинчивающее движение, поворот и нажатие. Словно распутываешь тугой узел. Хрустнуло, но не кость. Мышца поддалась, скользнула в сторону.
Соколенко вскрикнул и обмяк.
— Все, — выдохнула Анна, вытирая пот со лба дрожащей рукой. — Смотри.
Буквально на глазах мертвенная синева начала отступать. Пальцы, бывшие белыми как мел, стали розоветь. Пульсация на запястье стала отчетливой, ритмичной. Кровоток прорвался.
— Она горит, — прошептал Дмитрий, глядя на свою руку как на чудо. — Я чувствую жар. Как будто кипяток внутри.
— Это кровь пошла. Живая кровь.
Утром консилиум врачей был в шоке. Коваль долго изучал руку, снимки, потом смотрел на пациента.
— Я не верю в чудеса, — бормотал он. — Но это спонтанное разрешение блокады. Невероятно. Операция отменяется…
