Жили мы у нас в деревне тихо и спокойно, и ничего не предвещало беды. Старенькая церквушка, деревянная, еще с покосившимся крестиком на куполе. Некому поправить. Попа у нас старый был, болел много. Старичок совсем был. Он и службу-то едва выстаивал. Дьяконом при нем служил, правда, молодой, но он дурак был дураком. Ощущение, что его кто-то по блату устроил на эту должность. Служба-то он знал, как положено, и в церковном плане делал все правильно, но не понимал ровным счетом ничего. Не зря же говорят, что медведя тоже можно выучить на велосипеде кататься, но он никогда не поймет принцип его работы и уж точно не выучит правила дорожного движения.
Вот так и наш дьякон. Все умел, но ничего не знал. Поговаривали, что и умением-то своим он скорее обязан нашему батюшке. Тот его всему и обучил. Ну, как обучил, выдрессировал скорее. Уж сколько раз собирался кто-то из парней или мужиков забраться на купол, да и поправить крестик, чтобы ровно было. А нет, дьякон никого не пускал, растопырит руки, встанет на лестнице и орет благим матом на всю округу. Нет, богохульство, не положено простому мужику на купол лезть, грех, грех. Да чего ты так орешь? Лезь тогда сам и приведи все в порядок, говорили ему. Кто я? Он аж заикаться начинал. Я высоты боюсь. А как же ты тогда после смерти в рай на небо полетишь? Господу! Уже смеясь над глупостью, дьякона спрашивали у него. Кто я?
Он испуганно озирался по сторонам. А я помирать не собираюсь. Ну, что с дурачка взять? Вот и поп наш завсегда говорил, грешно смеяться над больным. И вот однажды утром бежит дьякон по деревне и орет во все горло. Пропал, пропал! Люди еще не все проснулись толком. Кто пропал? Куда пропал? А тот носится по деревне и только одно слово и орет. Пропал! Ну, такой спектакль у нас не впервые. Он также носился с позаранку и орал на всю деревню. Украли! Оказалось, батюшка снял оклад серебряный с нашей иконы, покровительницы деревни, чтобы почистить, порядок привести. А дурачку не сказал. Тот увидел и решил, что украли. Ну, мало ли что на этот раз дурачку привидится.
Пошли в церковь посмотреть, что там стряслось. А батюшки на месте нету. В пристройке, где у него была келья, пусто. Кровать, как говорится, еще теплая, одеяло откинуто, а старика нету. Ну, мало ли куда отошел. Поискали, поискали и в уборную даже сходили, нигде нету. А я что вам говорю? Пропал! Орет благим матом дьякон. Что за шум, а драки нет, послышался незнакомый голос. Все обернулись и увидели то же священника, только молодого. Оказалось, это наш новый священник. Нарезонный вопрос, а где же старый, ответил, что того срочно вызвали в епархию по какому-то делу, о котором ему не докладывали. А чтобы приход не оставался без присмотра, как раз его вот на замену и прислали. Ну, что тут скажешь?
Да мы, прихожане, вроде и не должны ничего говорить. Наше ли дело в дела епархии вмешиваться? Ну, им там виднее. И в тот же день случилась еще одна вещь, после которой дьякон наш, словно из ума выжил. Забился к себе в келью и сказал, что больше не видит оттуда никогда. Дескать, антихрист на землю спустился и будет конец света. А всего-то с купола церкви крест тот покосившийся упал. Всего и делов-то, рано или поздно это должно было случиться. Но никакого знамения в этом событии нет.
А дурачок наш сказал, что в жизни больше в церковь не войдет, пока на ней креста не будет. Вот сам же и не давал никому поправить. Поправили бы, так и не было ничего бы такого. Махнули на него рукой, дескать, пусть делает, что хочет. Еду с водой ему под дверь кельи, правда, приносили. Вроде ел. Ну, на том и слава богу. Стал новый священник в нашей деревушке управлять. И что-то он совсем не нравился людям. Старый наш батюшка был добрый, вежливый, а этот грубый. Какой-то и разговаривал как-то странно, будто на жаргоне каком-то. Службу вел как-то странно, ничего не делал как положено, как люди привыкли.
Спросили, а он говорит, это от того, что у него диакона нет, никто не помогает. Поэтому ему приходится по упрощенной программе работать. Наш-то диакон так и отказывался из кельи выходить. Но все равно, что за упрощенная программа такая? Это же служба, а не выступление. И молитвы читал он как-то странно. Тихо себе под нос бубнить, ничего не слышно, ни слова не разобрать. Бормочет, бормочет. Венчание как-то было назначено. Так он его провел, что никто вообще не понял, молодые теперь уж муж-жена или все-таки нет. Кристина новорожденных проводил как-то скомканно, в купель покунает, пробормочит себе под нос что-то, и все, можете крестик надевать. А где миропомазание, облагословение? Все не по-человечески. В общем, недовольны были люди.
А куда жаловаться? Где мы, а где епархия? А вообще, кто-нибудь знает и вправду, где епархия? Туда как позвонить или написать? Вот то-то и оно. Ну, жили как жили, прошла неделя за ней другая. И как раз был праздник большой церковной. Пришло в церковь много народу, и дети, и взрослые, надо было молебен провести. Поп новый, все что-то бубнить себе под нос, ничего не разобрать. Скорее можно было услышать, как муха на лампаде лапы протирает, чем слова молитвы от нашего священника Мурдамур, Тыр-Пыр. Тьфу на него, люди и расходиться начали. Э, о пожертвовании, послышался голос попа довольно громко. Поморди бы тебе, а не пожертвование, ответил кто-то из мужиков.
И тут народ начал в открытую высказывать ему все свои претензии. Все равно уже праздник был испорчен, да и церковь наша не под крестом уже, так что вовсе не церковь уже, а так, сарай с иконами. В общей суете и ругане дети вокруг бегали. Одна девочка на полу сидела, играла что ли. Тут она как-то случайно подряс и у попа оказалась, который от натиска людей к алтарю отходил. Выскакивает девочка и кричит на всю церковь. Посмотрите, там у дяди такие картинки нарисованы, вот здорово, я такие же хочу. Девочка, ты что-то перепутала, нехорошо у взрослых под юбками лазать, сказал поп.
И самое противное было то, что он ведь всю одежду старого попа носил, будто у него своей не было что ли. Да какой ты поп, ты даже не знаешь, как твоя одежда называется, какая это юбка, это же ряса, а ну его мужики, а ту! Поднимают наглецу юбку. Что там за картинки-то, закричал кто-то. Не успел он в алтаре укрыться, там все-таки место священное, там бы его не тронули. Заловили мужики священника, да и задирали подул у ряса. А там все ноги в наколках, даже не в татуировках, а именно в синюшных тюремных наколках. Да и картинки такие все тюремные, посмотрели, а у него все тело такое.
Никакой он не поп оказался, а беглый зэк. Вот зычара поганый, притворился попом, чтобы скрыться. И еще как придумал, как службу вести не знает, молитв не знает, так приспособился себе под нос бубнеть что-то, чтобы люди не догадались. Вот скотина. Но хуже всего то, что тот отказывался говорить, где наш священник. Не знаю, говорит и все. Сдали этого беглого в милицию. Так те благодарны были, оказывается, его уже давно ищут, а он на лоне церкви, гад, укрылся. Нашего священника, связанного дети в лесу, в яме нашли.
Тут уж совсем был при смерти. Две недели без еды. Слава богу, шли дожди, так он хоть от жажды не помер. Отправили его в больницу, подлечили. А когда назад вернулся дьякон, наш дурачок выбежал из своей кельи и, словно собака к ногам, прильнул и все ботинки целовал ему, и на купол без креста пальцем показывал. А потом из-за пазухи креста достает. Мы все гадали, куда же у нас крест-то пропавший девался, а это, оказывается, дурачок и подобрал. Ну что, сам крест сберег, сам устанавливай, сказал батюшка. Кто я?
Дурачок снова стал заикаться, я высоты боюсь. А ты не бойся, с тобой ангелы будут, они тебя, если что, крыльями подержат. Я тебя благословляю, говорит батюшка и осеняет дьякона крестным знаменем. К того, словно дух свято вселился, встал и, ни слова не говоря, взошел наверх, да и на купол полез, установил крест ровнехонько и назад вернулся. Жизнь пошла своим чередом. А когда кто-нибудь нашему дьякону говорил, дескать, молодец, не побоялся таки, что сам крест установил. Кто я? Он снова начинал заикаться и добавлял, да вы что, я же высоты боюсь. Вот такие дела.