«Уходим немедленно»: что заметил мой муж за праздничным столом, из-за чего мы бросили гостей

Share

Мой сын и его жена устраивали мне праздник на 65-летие. Муж наклонился ко мне и прошептал:

— Возьми свою сумку. Уходим. Делай вид, что все нормально.

Я подумала, что он шутит. Но в машине он запер дверь и сказал:

— Здесь что-то очень, очень странное.

Банкетный зал был красивый до смешного. Золотые и белые шарики, цветы в каждом углу, длинный стол, ломящийся от моих любимых блюд. Мой сын Максим постарался. На свои 40 лет он все устроил так, как я люблю, и я, глядя по сторонам, думала только об одном: вот он, мой внимательный мальчик, которого я когда-то растила. По крайней мере, так мне казалось в ту минуту, пока внутри разливалось теплое чувство благодарности.

Мой юбилей, 65 лет, вокруг семья, друзья, коллеги. Все должно было стать одним из самых счастливых дней моей жизни. Пока мой муж, с которым мы прожили в браке 42 года, не наклонился ко мне и не прошептал на ухо с такой тревогой, что у меня по спине пробежал холодок:

— Возьми сумку. Мы сейчас уходим. Делай вид, что все в порядке.

Меня зовут Людмила Сергеевна Тарасова, мне 64 года. И в тот момент, когда я посмотрела на напряженное лицо мужа, я поняла: происходит что-то страшное. Роберт никогда не был театральным человеком. За четыре десятка лет вместе он всегда оставался рациональным, спокойным, тем, кто любую проблему разбирал по полочкам и решал терпеливо и логично. Увидеть его таким бледным, в холодном поту, с чуть подрагивающими руками, было страшнее любых слов.

— Роберт, что?.. — начала я, но он сжал мою руку так крепко, что стало больно.

— Улыбайся, — тихо сказал он. — Поблагодари Максима за чудесный праздник и пошли. Доверься мне.

Голос у него был еле слышный, но твердый, с той самой ноткой, которую я хорошо знала по самым серьезным моментам нашей жизни.

Я сделала, как он сказал. Улыбнулась Максиму, который стоял в другом конце зала и разговаривал с женой Валерией. Прижала руку к груди, изобразив преувеличенную благодарность, будто просто растрогалась. Потянулась за сумкой, висевшей на спинке стула.

— Максим! — позвала я, подходя к нему вместе с Робертом. — Сынок, праздник чудесный, но я только что вспомнила, что у меня назначен прием у кардиолога. Перенести нельзя. Тот самый плановый осмотр сердца, сам понимаешь. Нам нужно ехать.

Это была ложь. Никакого приема не было. Но сын знал о моих проблемах с сердцем. За последние три года у меня дважды были приступы аритмии, сейчас все держалось на таблетках, но вся семья знала, что я под наблюдением. Так что отговорка подходила идеально.

Я увидела, как в глазах Максима что-то мелькнуло. Быстро, почти незаметно. То ли удивление, то ли раздражение, то ли страх. Я не успела разобраться, потому что он тут же натянул на лицо привычную понимающую улыбку.

— Мама, но праздник только начался, — мягко сказал он.

— Может, перенесешь прием? Сегодня суббота, — вздохнула я. — Дежурный врач, они не переносят. Ты же знаешь, как это у нас работает.

К нам подошла Валерия. Моей невестке было 35: светлые ухоженные волосы, всегда безупречный макияж и одежда, идеальная до последней пуговицы. В те 10 лет, что она была в нашей семье, я честно пыталась ее полюбить. Правда пыталась, но все время чувствовала что-то неуловимое: натянутую улыбку, холод в глазах, который эта улыбка так и не согревала.

— Как жаль, — протянула она. — Но здоровье, конечно, важнее всего. Тогда давайте перенесем праздник?

— Не нужно, — вмешался Роберт, и голос у него прозвучал жестче, чем обычно. — Людмила потом приедет одна. А вы оставайтесь, веселитесь, ешьте, отмечайте. Ей надо только быстро сдать анализы.

Еще одна ложь. И я знала, что обратно мы уже не вернемся. Что-то было очень, очень не так.

Мы вышли из зала под растерянные взгляды гостей. Мои подруги, двоюродные братья, бывшие коллеги — все пришли поздравить меня, а я уходила, даже не дождавшись дня рождения. В коридоре я едва поспевала за Робертом. Он почти бежал к машине на стоянке.

Мы сели в автомобиль. Он завел двигатель и, не сказав ни слова, нажал кнопку центрального замка — все двери защелкнулись. Только после этого я не выдержала.

— Роберт, ради Бога, скажи уже, что происходит.

Он достал телефон, разблокировал, открыл мессенджер. Руки у него все еще дрожали.

— Там что-то очень, очень плохое, — выдохнул он. — Смотри.

Я взяла телефон. Первая же переписка, которую я увидела, была с незнакомого номера, на имя Максима:

«Все готово на сегодня. Порошок уже в ее напитке, он не виден, без вкуса. Через 10 минут после того, как она выпьет, все начнется. Будет похоже на сердечный приступ. Никто не заподозрит. У нее же есть история болезни».

Мое сердце, то самое сердце, которое они собирались остановить, забилось как попало. Я пролистнула дальше.

«Отлично. Как только она упадет, я вызываю скорую. В больнице напишут: смерть от естественных причин. Отец останется вдовцом и беззащитным. Дальше дело времени, чтобы он переписал завещание так, как нам нужно».

Следующее сообщение было уже от Максима:

«Валерия нервничает. А если что-то пойдет не так?»

Ответ:

«Ничего не пойдет не так. Я так уже делал. Работает. Через две недели деньги будут у тебя. 150 миллионов разделим. Я так уже делал».

Эти слова зазвенели у меня в голове как гвозди. Мой сын, мальчик, которого я носила под сердцем, качала на руках, любила 40 лет без всяких условий, планировал убить меня ради денег. Сумка выскользнула у меня из рук и упала на пол машины. Пальцы так затряслись, что я едва не выронила и телефон.

— Этого не может быть, — прошептала я. — Не может быть, Максим… нет. Он бы так не сделал, Люда.

Роберт взял меня за руку, и я увидела в его глазах слезы. За 42 года я видела, как он плачет, всего три раза: когда родился Максим, на похоронах его отца и вот сейчас.

— Я тоже хотел, чтобы это было неправдой, — сказал он глухо. — Два дня молился, чтобы это оказалось ошибкой, какой-то дурацкой шуткой, чем угодно. Но это не ошибка. Наш сын действительно собирался тебя убить.

Я посмотрела в окно на здание, где в этот самый момент продолжался мой праздник. Там сейчас мой сын и его жена ждали, что я вернусь. Ждали, что я выпью свой бокал, что мне станет плохо и я умру. В 64 года я вдруг поняла, что не знаю собственного сына. И что материнская любовь, какой бы сильной она ни была, не гарантирует любви в ответ.

Роберт включил передачу.

— Куда мы едем? — спросила я, и голос предательски дрогнул.

— Сначала куда-нибудь, где безопасно, — ответил он, не отрывая глаз от дороги. — А потом будем думать, что делать дальше. Потому что одно я тебе обещаю.

Он посмотрел на меня, и вместо слез в глазах была стальная решимость:

— Они не выйдут из этого сухими.

Пока машина выезжала со стоянки, я в последний раз оглянулась на здание, где шел мой юбилей. Моя вечеринка в честь 65 лет, которая совсем немного не стала моими похоронами…