— Слушаю.
Сергей Николаевич коротко изложил ситуацию. Веретенников выслушал молча.
— Рустам Хасанов, — сказал он задумчиво. — Знаю этого персонажа. Папаша у него — замминистра транспорта. Связи серьезные.
— Можете помочь?
— Помочь могу. Но это будет недешево. Противостоять таким людям — долго, сложно, затратно.
— У нас нет денег.
Веретенников помолчал.
— Знаете что, Сергей Николаевич? Я вам тогда не помог. Проиграл дело. Это до сих пор меня грызет. Вы — один из немногих клиентов, которых я не смог защитить. Давайте так: возьмусь pro bono. Бесплатно. В счет старого долга.
— Андрей Павлович…
— Не благодарите. Приходите завтра в офис. Обсудим стратегию.
Сергей Николаевич положил трубку. Марина смотрела на него с надеждой.
— Что он сказал?
— Согласился помочь. Бесплатно.
— Правда? — Она вдруг расплакалась — беззвучно, только слезы текли по щекам. Митя на ее руках заснул, посапывая тихо. — Спасибо, — прошептала она. — Спасибо вам.
На следующий день они вместе пошли к Веретенникову. Офис у него был солидный, в центре города, в старинном здании с лепниной. Секретарь провела их в кабинет. Веретенников оказался таким, каким его помнил Сергей Николаевич: невысокий, полный, с умными глазами за круглыми очками.
Он внимательно выслушал всю историю, задал несколько уточняющих вопросов.
— Ситуация сложная, — сказал он, когда они закончили. — Но не безнадежная. Формально у Рустама действительно есть права отца.
— Но он был лишен родительских прав?
— Нет. Мать подавала на это?
— Не успела, — ответила Марина. — Она боялась, что он ее найдет, если она начнет судебные процессы.
— Понятно. А как насчет домашнего насилия? Есть зафиксированные случаи?
— Дина несколько раз обращалась в полицию. Но он всегда отмазывался.
— Записи должны остаться. Попробуем их достать. Еще что?
— Она говорила, что он наркотики употреблял. Но доказательств у нее не было.
Веретенников записывал в блокнот.
— Еще один момент. Смерть Дины. Дело закрыто?
— Да, — сказал Сергей Николаевич. — Не нашли улик.
— А свидетели были? Может, кто-то видел машину Рустама в том районе?
— Не знаю. Но полиция не искала особо.
— Ясно. — Веретенников отложил ручку. — Вот что мы сделаем. Первое: соберем все факты домашнего насилия. Марина, вам нужно будет покопаться в Дининых вещах, найти переписки, фотографии синяков, если есть — все, что может пригодиться. Второе: я попробую пошевелить дело о смерти. Есть знакомые в прокуратуре, попрошу их взглянуть свежим взглядом. Третье: подготовим встречный иск о лишении родительских прав. Основание — насилие, пренебрежение обязанностями отца, возможная причастность к смерти матери.
— Это сработает? — спросила Марина с сомнением.
— Гарантий не даю. Но шансы есть. Главное — выиграть время. Чем дольше Митя будет у вас, тем сложнее его забрать. Привязанность, стабильность, благополучие ребенка — суды это учитывают.
Сергей Николаевич кивнул.
— Что мы должны делать?
— Жить обычной жизнью. Заботиться о ребенке. Не давать поводов для претензий. Никаких скандалов, никаких конфликтов. Если Рустам попытается связаться — не отвечать, все через меня. Понятно?
— Понятно.
Они вышли из офиса с новой надеждой. Марина сжала руку Сергея Николаевича.
— Спасибо, — сказала она тихо.
— За что?
— За все. За то, что вы рядом.
Он не ответил, только пожал ее руку в ответ.
Следующие недели прошли в напряженном ожидании. Рустам не объявлялся — видимо, готовил что-то. Веретенников работал: собирал документы, опрашивал свидетелей, копался в архивах. Сергей Николаевич продолжал ходить на склад, присматривать за Митей, помогать по дому. Он старался не думать о будущем, жить сегодняшним днем.
Но иногда, ночами, когда не спалось, он лежал в темноте и думал о том, как странно все сложилось. Год назад он был заключенным. Полгода назад — освободившимся без денег и перспектив. А сейчас — почти член семьи. Марина перестала называть его по имени-отчеству, говорила просто — Сергей. Он тоже перешел на «ты», хотя это далось ему не сразу.
Между ними ничего не было: никакой романтики, никаких намеков. Просто два человека, оказавшихся вместе в трудное время. Но иногда он ловил на себе ее взгляд — теплый, задумчивый — и не знал, что думать. Ему было 54 года. Ей — 33. Разница — 21 год. Глупо даже думать о чем-то таком. И все-таки он думал.
В конце мая Веретенников позвонил с новостями.
— Нашел кое-что интересное, — сказал он. — Приезжайте.
В офисе адвокат выложил на стол стопку бумаг.
— Вот. Записи из полиции о вызовах по адресу Дины и Рустама. Шесть раз за два года брака. Три раза зафиксированы побои. Дина писала заявление, потом забирала. Классическая картина.
— Это поможет? — спросила Марина.
— Поможет. Но это не все. — Веретенников достал еще одну бумагу. — Свидетельские показания соседки. Бабушка, 82 года, живет в соседнем доме. Она видела, как Рустам уезжал в ту сторону — в сторону поселка Озерки — за день до смерти Дины. Запомнила его машину: черный джип с номером на три семерки.
— Это же… — Сергей Николаевич не закончил.
— Да. Это косвенная улика. Прямых доказательств по-прежнему нет, но следователь заинтересовался. Дело могут возобновить.
— И что это даст?
— Если Рустам станет подозреваемым в убийстве, какой суд отдаст ему ребенка? Да и адвокаты от него отвернутся, когда запахнет жареным. Никто не захочет защищать убийцу матери своего ребенка.
Марина прижала руки к груди.
— Неужели получится?
— Рано радоваться. Но направление правильное.
Они вышли из офиса окрыленные. Сергей Николаевич впервые за долгое время почувствовал что-то похожее на оптимизм.
На выходе из здания их ждал черный джип. Тот самый. Из него вышел Рустам — без охраны, в легком летнем костюме.
— Добрый день, — сказал он с улыбкой. — Какая неожиданная встреча. Хотя нет, не неожиданная. Я знал, что вы здесь.
Марина побледнела. Сергей Николаевич шагнул вперед, загораживая ее.
— Чего вы хотите?
— Поговорить. — Рустам поднял руки ладонями вверх. — Мирно. Без угроз.
— О чем говорить?
— О реальности. — Он подошел ближе, голос стал тише. — Вы думаете, что нашли что-то на меня? Бабушка-свидетель, старые заявления? Это все пшик. Моя машина могла ехать куда угодно. Заявления Дина сама забрала, значит — лгала. Ничего у вас нет.
— Следствие разберется.
— Следствие? — Рустам рассмеялся. — Следователь Петренко? Мы с ним в баню ходим. Знаете, сколько стоит закрыть дело? Столько же, сколько его открыть. Деньги решают все.
— Не все, — сказал Сергей Николаевич.
— Почти все. — Рустам перевел взгляд на Марину. — Марина Андреевна. Я не враг. Я просто хочу своего сына. Это естественное желание отца. Зачем вам эта война? Отдайте ребенка, и я исчезну из вашей жизни. Навсегда.
— Нет, — сказала Марина тихо, но твердо.
— Нет? — Рустам приподнял бровь. — Подумайте еще раз. У вас долги по кредиту. Работа нестабильная, фирма вот-вот закроется — разве вы не в курсе? А ваш… сожитель? — Он кивнул на Сергея Николаевича. — Бывший зэк. Как опека отнесется к тому, что ребенок живет с уголовником?
— Я не уголовник, — сказал Сергей Николаевич. — Судимость погашена.
— Формально — да. А репутационно? — Рустам усмехнулся. — Представьте заголовки: «Бывший главврач-убийца нянчится с младенцем». Журналисты любят такие истории.
— Я никого не убивал.
— А девочка на операционном столе? Как ее звали? Настя Бутейко? Дочь прокурора?
Сергей Николаевич стиснул кулаки. Рустам смотрел на него с насмешкой.
— Видите, я много знаю. Копал. Нашел. Интересная у вас биография, Сергей Николаевич. Жена ушла, дочь отвернулась, коллеги предали. Один против всех. Романтично, но грустно.
— Что вы хотите этим сказать?
— Только то, что вам не стоит лезть не в свои дела. У вас своих проблем хватает. Зачем чужие?
— Митя не чужой.
— Митя — мой сын. — В голосе Рустама впервые прорезалась злость. — Мой. И я его заберу. Рано или поздно. Так или иначе. Вопрос только, сколько крови вы готовы испортить себе по дороге. — Он повернулся и пошел к машине. У двери остановился. — Неделя. Потом начинаю по-настоящему.
Джип уехал. Марина стояла бледная как полотно.
— Он не остановится, — прошептала она. — Он никогда не останавливается.
— Мы тоже не остановимся, — ответил Сергей Николаевич.
Той ночью он не мог уснуть. Ворочался на диване, смотрел в потолок. Слова Рустама крутились в голове: «Зачем чужие?» Действительно, зачем? Он мог уйти. Найти комнату где-нибудь, устроиться на работу, начать жить своей жизнью. Марина справится без него. Она сильная. Но он не хотел уходить…
