— Расскажи мне о ней. Какая она была? Тогда.
Сергей Николаевич помолчал, собираясь с мыслями.
— Она была… спокойная. Знала, что умирает, но не плакала. Только о ребенке думала. До последней секунды.
Марина опустила глаза.
— Мы с ней поссорились перед ее исчезновением. Я сказала… сказала, что она сама виновата, что связалась с Рустамом. Что я ее предупреждала. Дура была. Господи, какая дура.
— Она знала, что ты ее любишь.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что она дала мне твой адрес. Не чей-то еще — твой. Значит, доверяла. Значит, любила.
Марина всхлипнула, уткнулась ему в плечо. Он обнял ее, погладил по волосам.
— Мы сохраним ее память, — сказал он тихо. — Для Мити. Когда вырастет, расскажем ему о маме. Все расскажем.
— Да. — Она вытерла глаза. — Расскажем.
Лето выдалось жарким, душным. Сергей Николаевич взял отпуск, и они втроем поехали на море. Первый раз в жизни для Мити, первый раз за много лет для Сергея Николаевича. Сняли маленький домик в поселке под Одессой, ходили на пляж, ели арбузы, загорали. Митя сначала боялся воды, кричал, вырывался. Потом привык, стал плескаться на мелководье, визжать от восторга, когда волна касалась его ножек.
Сергей Николаевич сидел рядом, придерживал, смотрел на счастливое детское лицо и думал, что вот оно — простое человеческое счастье. Никаких великих достижений, никакой славы. Просто море, солнце и смеющийся ребенок.
— О чем думаешь? — спросила Марина, подсаживаясь рядом.
— О том, что хорошо.
— Хорошо?
— Да, просто хорошо.
Она улыбнулась, положила голову ему на плечо. Митя плюхнулся в воду, поднял фонтан брызг, захохотал.
— Мне тоже хорошо, — сказала она. — Мне никогда не было так хорошо.
Вечерами они сидели на веранде, пили вино, разговаривали. О прошлом, о будущем, о планах. Марина хотела еще ребенка — своего, родного. Сергей Николаевич не возражал, хотя и понимал, что в его возрасте это… необычно.
— Тебе будет шестьдесят, когда он пойдет в школу, — сказала Марина с сомнением.
— И что? Буду самым опытным папой на родительском собрании.
Она засмеялась.
— Ты серьезно?
— Абсолютно. Если ты хочешь, я тоже хочу.
Она обняла его, прижалась крепко.
— Я люблю тебя, — сказала она тихо. — Знаешь об этом?
— Знаю. Я тебя тоже.
Они вернулись в город загорелые, отдохнувшие, счастливые. Жизнь продолжалась: работа, быт, маленькие радости и маленькие заботы. Митя пошел в детский сад, стал более самостоятельным, научился есть ложкой и проситься на горшок. Сергей Николаевич каждый вечер читал ему книжки — старые, советские, с картинками: «Мойдодыр», «Айболит», «Телефон». Митя слушал, затаив дыхание, потом требовал:
— Еще!
— Еще завтра, — говорил Сергей Николаевич. — Спать пора.
— Не-е-ет. Еще. Митя, па-а-а…
Он не мог устоять. Читал еще одну сказку, потом еще, пока мальчик не засыпал, уткнувшись носом в подушку.
— Ты его балуешь, — говорила Марина с улыбкой.
— Немножко.
— Много.
— Ну и пусть.
Осенью случилось то, чего оба ждали и боялись. Марина забеременела. Тест показал две полоски, и она выскочила из ванной с криком, размахивая пластиковой палочкой:
— Сережа! Сережа!
Он испугался, подумал — что-то случилось. Но увидел ее лицо, сияющее, счастливое, и все понял.
— Правда?
— Правда.
Он подхватил ее на руки, закружил по комнате. Митя, игравший на полу с кубиками, посмотрел на них с недоумением.
— Ма? Па? Что?
— У тебя будет братик, — сказала Марина, опускаясь на колени рядом с ним. — Или сестричка. Ты рад?
Митя подумал, потом кивнул.
— Рад. Братик. Играть.
Сергей Николаевич смотрел на них, на свою жену и сына, и чувствовал, как глаза щиплет от слез. Сентиментальный стал на старости лет. Или просто научился чувствовать.
Беременность протекала легко. Марина почти не страдала токсикозом, много гуляла, правильно питалась. Сергей Николаевич следил за ней как врач и как муж: мерил давление, слушал сердцебиение ребенка своим старым стетоскопом, который хранил еще с тех времен.
— Все хорошо, — говорил он после каждого осмотра. — Идеально.
— Ты волнуешься больше, чем я, — смеялась Марина.
— Я врач. Мне положено волноваться.
К зиме живот стал заметен. Митя трогал его с любопытством, прикладывал ухо, слушал.
— Там кто-то, — говорил он с удивлением.
— Там твой братик или сестричка.
— Когда выйдет?
— Весной.
— Долго.
— Потерпи.
Рустам из колонии подал еще одну апелляцию — последнюю. Веретенников позвонил, предупредил. Сергей Николаевич выслушал молча.
— Шансов у него нет, — сказал адвокат. — Приговор оставят в силе. Но я подумал, вы должны знать.
— Спасибо. Как вы там?
— Как Марина?
— Хорошо. Ждем ребенка.
— О! — В голосе Веретенникова прозвучало искреннее удивление. — Поздравляю. Вот это новость.
— Спасибо, Андрей Павлович. За все.
— Не за что. Рад, что все хорошо сложилось…
