Первый день в школе был травматичным. Мальчики, изолированные два года с минимальным домашним образованием, оказались в огромной школе, полной незнакомцев. Максим так плакал, что Игорю пришлось остаться в школе на всё утро. Артём был смелым, сглотнул слёзы, но вернулся домой бледным.
— Это было ужасно, — сказал он за ужином. — Все спрашивали, откуда мы приехали, почему раньше не ходили в школу. Я не знал, что говорить.
— Что ты сказал?
— Что мы жили далеко и только что переехали. А потом один мальчик сказал, что у меня странные кроссовки.
Игорь посмотрел на идеально подходящие кроссовки.
— Твоя обувь не странная, она хорошая.
— Но у всех Nike или Adidas последних моделей. И они говорили о путешествиях и вещах, о которых я ничего не знаю.
Вот была ещё одна проблема. Артём и Максим пришли из двух лет крайней нужды. Теперь они были погружены в среду привилегий, которая была им чужда.
— Дайте себе время, — сказал Игорь, держа его за руку. — Вы привыкнете, найдёте друзей.
Но дело было не только в школе. Их пугала огромность особняка, домработница, изысканная еда, слишком сложная для вкусов, привыкших к простой гречке и макаронам. А ещё были кошмары у Максима. Почти каждую ночь он просыпался с криком, звал маму. Игорь бежал в комнату, пытался успокоить, но сын отталкивал его, прижимался к Артёму. Елена Волкова сказала, что это нормально, ожидаемо. Но видеть, как страдает сын, и не мочь помочь, глубоко ранило Игоря.
У Артёма были приступы гнева. Ни с того ни с сего он кричал, бросал вещи, говорил ужасные слова: что ненавидит быть здесь, что хочет вернуться к матери. Игорь сглатывал, глубоко дышал, вспоминал указания психолога: не принимать на свой счёт, не отвечать гневом. Просто быть рядом.
Через месяц пришёл адвокат Соловьёв. Они сели в кабинете особняка.
— Мне удалось собрать существенные доказательства мошенничества, — сказал он, раскладывая бумаги. — Показания людей, которым она давала взятки, финансовые следы, поддельные документы. Мы можем не только лишить её опеки, но и привлечь к уголовной ответственности.
— Какой будет приговор?
— От восьми до десяти лет.
Игорь закрыл глаза. Часть его хотела этого. Но другая часть — та, что видела, как сыновья плачут и зовут маму, — колебалась.
— Мальчики, — сказал он. — Как это на них повлияет?
— Честно говоря, будет нелегко видеть, как их мать судят, сажают в тюрьму. Это оставит шрамы.
— Я хочу полной и окончательной опеки, без возможности пересмотра. Екатерина отказывается от всех родительских прав. Взамен я не возбуждаю уголовное дело. Она остается на свободе, но без сыновей. Навсегда.
— Это слишком щедро.
— Это не для неё. Это для мальчиков. Им не нужны суды, газетные заголовки. Я хочу закрыть эту главу наименее травматичным способом.
— А если она откажется?
— Тогда мы уничтожим её в суде.
Адвокат согласился. Через неделю он передал предложение Екатерине. К удивлению немногих, она согласилась. У неё не было выбора. Встреча для подписания бумаг была напряжённой. Она проходила в офисе адвоката. Игорь приехал один, оставив мальчиков с Андреем. Екатерина уже была там, выглядя так, будто постарела на 10 лет: слишком худая, с тёмными кругами под глазами. Они не поздоровались.
Адвокат объяснил условия: Екатерина полностью отказывается от опеки, без права на свидание, за исключением случаев, если сами мальчики, став взрослыми, захотят этого.
— Ты отнимаешь у меня моих сыновей, — сказала Екатерина хриплым голосом. — Навсегда.
— Ты первая отняла их у меня, — холодно ответил Игорь. — На два года заставила меня поверить, что они мертвы. Не жди от меня сочувствия.
Екатерина подписала бумаги дрожащими руками. Слёзы капали на документ.
— Они спрашивают обо мне?
Он колебался, затем решил сказать правду.
— Да. Особенно Максим. Он плачет по тебе почти каждую ночь.
Что-то сломалось в её лице.
— И ты позволишь им ненавидеть меня? Будешь настраивать против меня?
— Нет, — сказал Игорь, и это была правда. — Я не буду им врать. Они узнают правду, когда станут достаточно взрослыми. Но я не буду разрушать твой образ намеренно. Я позволю им самим решить.
Екатерина побеждённо кивнула, встала, остановилась у двери.
— Береги их, Игорь.
— Я всегда буду их беречь. Можешь не просить.
Она ушла. В тот вечер дома он сел с Артёмом и Максимом на диван. Елена Волкова сказала, что пора провести откровенный разговор.
— Мальчики, мне нужно поговорить с вами о чём-то важном. Это о вашей маме.
Оба уставились на него.
— С мамой всё в порядке? — тут же спросил Максим.
— С ней да, но она не сможет приходить к вам в гости. Не сейчас и, возможно, долгое время.
— Почему? — нахмурился Артём.
— Ваша мама сделала неправильные вещи. Вещи, которые причинили боль многим людям, особенно мне и вам. И теперь есть последствия. Вы будете жить здесь со мной, а она будет далеко какое-то время.
— Навсегда? — Максим начал плакать.
— Я не знаю, сынок. Это зависит от многих вещей, но пока что — только я и вы. Наша семья.
Артём обнял брата, утешая, но его глаза были жёсткими, обвиняющими.
— Ты делаешь это из мести. Отнимаешь её у нас, потому что она причинила тебе боль.
Слова ранили сильнее, чем Игорь ожидал.
— Это не месть, Тёма. Это защита. То, что сделала ваша мама, было очень серьезно. Я не могу рисковать, чтобы это повторилось.
— Она сказала, что защищала нас от плохих людей!
— И, возможно, так и было. Но способ, который она выбрала, причинил много вреда. Иногда, даже когда мы делаем что-то, думая, что это правильно, это всё равно оказывается неправильным. Вы поймёте лучше, когда вырастете.
Артём не выглядел удовлетворённым, но больше не спорил. Максим продолжал тихо плакать. Игорь обнял их обоих, чувствуя напряжение в их телах. Такова была цена восстановления.
Следующие месяцы принесли тонкие, но значительные изменения. Маленькие победы, которые Игорь собирал как драгоценные сокровища. Первый раз, когда Максим назвал его папой без колебаний. День, когда Артём подбежал обнять его, вернувшегося с совещания. Вечер, когда оба попросили его почитать на ночь спонтанно. Это были медленные шаги: два вперёд, один назад. Но это были шаги вперёд…
