— Что? Какой муж? Мой Василий? Он же ушел домой после того, как проводил меня. Вы ошибаетесь.
— Нет, девонька, — покачала головой Клавдия, поворачиваясь к ней. — Он не ушел домой. Он пошел сюда, на вокзал. Я видела его своими глазами. Он встретился с какой-то женщиной. Они сидят в кафе и разговаривают о чем-то очень важном.
— Откуда вы знаете? Вы что, следили за ним? — недоверчиво спросила Мирослава, все еще не веря происходящему.
Клавдия Ивановна повернулась к ней и посмотрела прямо в глаза — долго, серьезно, без тени сомнения.
— Я работаю здесь, в этом кафетерии, по утрам и вечерам. Мою полы, убираю столы, протираю стойки. И сейчас… Он вошел, сел за дальний столик. Через пять минут к нему подошла молодая женщина. Они сидят там до сих пор и разговаривают. Я слышала, о чем они говорят. И ты должна это услышать тоже. Немедленно.
В голосе женщины не было ни капли неуверенности. Сердце Мирославы забилось чаще, удары отдавались в висках. Она не понимала, что происходит, но интуиция — та самая женская интуиция, которая никогда ее не подводила — подсказывала, что это что-то серьезное. Очень серьезное. Может быть, даже катастрофическое.
— Хорошо, — выдохнула она, чувствуя, как во рту пересохло. — Покажите мне.
Они вошли в здание вокзала через боковой вход и прошли через просторный зал ожидания с пластиковыми сидениями, на которых располагались уставшие пассажиры. Кафетерий находился в дальнем углу зала — небольшое помещение с десятком круглых столиков, длинной стойкой с витриной и запахом свежесваренного кофе, смешанным с ароматом выпечки. Людей было довольно много. Кто-то завтракал перед дорогой, торопливо проглатывая бутерброды и запивая их кофе из бумажных стаканчиков, кто-то просто убивал время перед отправлением, попивая газировку.
Клавдия Ивановна остановилась у входа, придерживая дверь, и кивнула в сторону дальнего угла помещения.
— Вон там, видишь? За тем столиком у окна.
Мирослава вгляделась и замерла, чувствуя, как земля уходит из-под ног. За дальним столиком у запотевшего окна сидел Василий. Она узнала его сразу: те же часы, та же куртка, та же поза. Напротив него сидела молодая женщина лет тридцати с длинными темными волосами, собранными в хвост, и красными, заплаканными глазами. Она явно плакала совсем недавно: лицо опухшее, в руке скомканная салфетка. Мирослава присмотрелась внимательнее и узнала ее. Это была Полина Зинченко, младшая сестра Василия.
Что Полина делает здесь, на вокзале? Почему она плачет? И главное, зачем Василий встречается с ней тайно, когда должен был уехать домой, когда сказал жене, что у него все под контролем?
Клавдия Ивановна тихо, почти шепотом сказала:
— Сейчас я возьму швабру и ведро, подойду к ним поближе. Сделаю вид, что мою пол возле их столика. Никто не обратит внимания на уборщицу. А ты стой здесь, у входа, и жди. Потом все поймешь. Все встанет на свои места.
Мирослава кивнула молча, не в силах произнести ни слова — горло сдавило. Старушка взяла серое металлическое ведро с мыльной водой и длинную швабру и медленно, неторопливо направилась через зал к столику, где сидели Василий и Полина. Мирослава осталась стоять у входа, прикрываясь широкой колонной, чтобы муж не заметил ее. Что происходит? Почему муж лжет ей в лицо? Что он скрывает? Какую тайну? И при чем здесь Полина с ее слезами?
Через несколько минут, которые показались вечностью, Клавдия Ивановна вернулась. Лицо ее было мрачным, губы плотно сжаты. Она взяла Мирославу за локоть твердой рукой и отвела в сторону, к пустому столику у большого окна, выходящего на привокзальную площадь.
— Садись, — негромко, но твердо велела она. — Я записала их разговор на телефон. Сейчас дам послушать. Приготовься.
— Записали? — эхом повторила Мирослава, опускаясь на стул. — Как? Зачем?
Клавдия достала из глубокого кармана синего халата телефон с потертым корпусом и медленно ткнула узловатым пальцем в маленькие кнопки.
— Я уже давно так делаю, когда работаю здесь. Когда слышу что-то важное, что-то тревожное. Мало ли что в жизни бывает. Люди говорят такое, что потом не докажешь. Вот, слушай внимательно.
Она нашла нужный файл, включила аудиозапись и приложила к уху Мирославы. Из маленького динамика послышались голоса — сначала нечеткие, приглушенные, потом все яснее и отчетливее.
Женский голос, срывающийся на рыдание, дрожащий от страха:
— Игнат все испортил. Понимаешь? Все. Пять миллионов кредитов. Пять. Меня уже один раз подстерегали у дома. Двое мужчин. Они сказали, если мы не вернем деньги, будет плохо. Василий, если ты не возьмешь кредит, нас уничтожат. Ты понимаешь, что это значит? Они не шутят. Это серьезные люди.
Голос Василия — тихий, напряженный, но твердый:
— Я все сделаю, Полина. Успокойся. Мирослава уехала в командировку, и мы теперь все оформим. Кредит под залог ее квартиры — это единственный выход из ситуации. Другого варианта нет. Она ничего не узнает. Главное — время. Надо успеть все сделать до ее возвращения. У нас три дня.
Полина, всхлипывая, с надеждой:
— А ее согласие? Без нее же нельзя оформить залог. Это незаконно.
Василий с раздражением и нетерпением:
— Сапелкин сказал, что можно оформить доверенность без нее. Он подделает подпись. У него есть все образцы ее подписи. Я ему передал копии документов. Все будет чисто оформлено. Никто ничего не докажет потом. Даже если она что-то заподозрит.
Запись резко оборвалась. Мирослава сидела неподвижно, вцепившись пальцами в телефон Клавдии. Мир вокруг нее перестал существовать. Не было больше кафетерия, вокзала, людей, шума. Она слышала только эти слова, которые эхом отдавались в голове, разрывая сознание на части. «Кредит под залог ее квартиры». «Подделает подпись». «Она ничего не узнает». «Три дня».
Клавдия Ивановна положила свою морщинистую теплую руку ей на плечо.
— Теперь ты понимаешь, девонька, почему я тебя остановила? Почему не дала сесть в поезд?
Мирослава медленно, словно сквозь туман, подняла глаза на Клавдию. В них стояли слезы, но она не плакала. Внутри нее поднималась холодная, ледяная ярость, такая сильная и всепоглощающая, что перекрывала все остальное: боль, обиду, страх, растерянность.
— Да, — прошептала она. — Теперь понимаю все.
Мирослава не могла оторвать взгляд от телефона, лежащего на столе. Запись закончилась, но слова продолжали звучать в голове, словно заевшая пластинка. Она механически провела руками по волосам, пытаясь собраться с мыслями. Клавдия Ивановна сидела напротив и молча наблюдала за ней, давая время прийти в себя.
— Вы действительно это только сегодня увидели? Или было что-то раньше? — наконец спросила Мирослава, и голос ее прозвучал странно, глухо и отстраненно, словно принадлежал кому-то другому…
