Я нажала на кнопку звонка. Мелодия прозвучала так же, как и в первый раз, но сегодня в ней не было ничего сказочного. Это был сигнал к началу боя. Прошла, наверное, минута, прежде чем дверь открылась. На пороге стояла Таисия. Увидев меня, она не удивилась. Ее лицо превратилось в непроницаемую маску из льда и ярости.
— Вы находитесь на частной территории, — отчеканила она. — Это незаконное проникновение.
Я сделала шаг вперед, заставляя ее инстинктивно отступить в холл.
— Я пришла за своим активом.
Ее глаза сузились. В этот момент из-за ее спины появился Олег. Он был одет в домашний халат из дорогого бархата, но вид у него был помятый и злой. Он встал в дверях, загораживая проход своим массивным телом.
— Вон отсюда! — прорычал он. — Юлианы здесь нет. Она моя жена, и я подам на тебя в полицию за ее похищение, старая…
— Я пришла не за Юлианой.
Мой голос перекрыл его тираду. Он был негромким, но таким ледяным, что Олег осекся.
— Я пришла за восемнадцатью миллионами от незаконной продажи моей квартиры.
На секунду в холле воцарилась тишина. А потом Олег рассмеялся. Это был грубый, самоуверенный смех человека, который уверен в своей безнаказанности.
— Восемнадцать миллионов? Ты в своем уме, прачка? У тебя нет ничего. Ты просто прислуга, такая же, как твоя никчемная дочь. Убирайся, пока я не вызвал охрану.
Я посмотрела не на него. Я смотрела на Таисию, которая стояла за его плечом, бледная, но все еще пытающаяся сохранить самообладание.
— У меня есть выписки о движении средств с вашей подставной компании «ВестаКапитал» на ваш личный счет в Лимассоле, — произнесла я, медленно и четко артикулируя каждое слово. — У меня есть нотариально заверенное заявление от службы безопасности «Промтехбанка», подтверждающее факт получения вами мошеннического кредита. И… — я сделала паузу, переводя взгляд с ее лица на лицо ее сына, — у меня есть аудиозапись вашего четырехминутного разговора с Кларой Филатовой, в котором вы обсуждаете детали вашего сговора.
Я видела, как краска отхлынула от ее лица. Как ее рука инстинктивно дернулась, словно ища опору.
— Ваш рейс на Кипр сегодня в десять вечера из аєропорта, — продолжила я тем же ровным тоном. — А мой… — я мельком взглянула на свои часы, — мой рейс — когда я захочу.
Самоуверенная ухмылка сползла с лица Олега. Он смотрел то на меня, то на мать, и в его глазах появилось выражение тупого недоумения. Он не понимал всех слов, но уловил суть. Угрозу. И, как всякое примитивное существо, на угрозу он отреагировал агрессией.
— Ты врешь! — взревел он и шагнул ко мне, выбрасывая вперед руку, чтобы схватить меня. Но он не успел.
— Прекрати, идиот.
Голос, резкий и презрительный, раздался с вершины лестницы. Мы все подняли головы. Там стояла молодая женщина лет двадцати девяти, которую я никогда раньше не видела. Темные волосы, подстриженные в рваное каре, пронзительный взгляд, одежда в стиле, который аристократичная Таисия наверняка считала вульгарным. В руках она держала толстую бухгалтерскую книгу.
Это была Анжела, младшая сестра Олега. Та самая, о которой Юля упоминала лишь раз, назвав ее «проблемной». Она медленно спускалась по лестнице, и ее каблуки отбивали четкий ритм по мраморным ступеням.
— Она не врет, — сказала Анжела, останавливаясь на полпути и с отвращением глядя на брата. — И это я дала ей номера счетов.
Затем она перевела взгляд на окаменевшую мать.
— Здравствуй, мама. Мне кажется, ты и мою подпись подделывала на своих деловых документах тоже. Не так ли?
Слова Анжелы упали в оглушительную тишину холла, как камни в замерзший колодец. Олег застыл с протянутой рукой, его лицо выражало тупое, бычье недоумение. Он смотрел на сестру так, словно она заговорила на неизвестном ему языке. Вся его агрессия, вся его напускная власть мгновенно испарились, оставив после себя лишь растерянного, избалованного мужчину в дорогом халате.
Но я смотрела не на него. Я смотрела на Таисию. Я видела, как в ее глазах что-то умерло. Не надежда. Надежды там не было уже давно. Умерла ее последняя иллюзия контроля. Предательство сына, которого она покрывала, было для нее досадной неприятностью. Предательство дочери, которую она презирала и списала со счетов, оказалось смертельным ударом. Оно пришло оттуда, откуда она не ждала. Это нарушало все ее представления о мире, в котором слабые должны подчиняться, а проблемные — сидеть тихо в углу.
Она медленно, очень медленно повернула голову к дочери. В ее взгляде не было ярости. Было что-то хуже — холодное, окончательное аннулирование. Словно она вычеркивала ее имя из книги жизни.
— Ты, — произнесла она тихо, но каждое слово звенело в мертвой тишине, — лишена наследства. Ты — ничто.
Анжела усмехнулась, горько и безрадостно.
— Я была ничем для тебя всегда, мама. Так что я ничего не теряю…
