— Посмотрим, — ответила я. — Все зависит от того, как дальше жизнь пойдет.
Они ушли. Роберт закрыл дверь, повернул ключ два раза и только тогда позволил себе выдохнуть. Подошел ко мне и обнял так, словно боялся отпустить.
— Мы живы, — прошептал он. — Самое главное — мы живы.
В этот момент мой телефон завибрировал. Это было сообщение от Андрея Николаевича:
«Все записано, видно четко, как она сыплет порошок и пододвигает вам стакан. Звук отличный. Полиция уже в пути к ним домой. Держитесь».
Я почувствовала, что ноги подкашиваются, села прямо в прихожей на пуфик.
— Все, Люда, — сказал Роберт, глядя на экран. — Назад дороги точно нет.
Прошло минут 30. Мы сидели молча, каждый в своих мыслях. Я представляла, как сейчас у них дома разворачивается то, что должно было случиться с нами: звонок в дверь, серьезные люди с ордером, перевернутые ящики, телефоны, компьютеры, тот самый пакетик.
Чуть позже телефон зазвонил. На экране высветилось «Максим». Я посмотрела на Роберта. Он молча кивнул: «Возьми».
Я нажала кнопку.
— Да, Максим.
На том конце был шум, голоса, и его голос — сорванный, панический:
— Мама! Мама, пожалуйста, скажи им, что это какая-то ошибка! У нас в квартире полиция. Они все переворачивают, говорят, что я… что я пытался тебя убить. Это бред, ты же знаешь. Скажи что-нибудь, попроси их остановиться!
Я помолчала секунду, глядя в одну точку.
— Это не ошибка, Максим, — тихо сказала я. — Это правда. И у меня есть доказательства.
На том конце повисла такая тишина, что я услышала его дыхание. Потом он выдохнул только одно:
— То есть… ты знала? Все это время?
— Да, — ответила я спокойно. — Мы все знаем. И про переписку, и про яд, и про твои долги. У нас есть доказательства.
На том конце стало тихо. Я даже слышала, как он дышит.
— Мама, я… я могу объяснить, — торопливо заговорил он. — Это не так, как кажется, я…
— Объяснять тут нечего, Максим, — перебила я. — Ты несколько месяцев планировал, как меня убить. Тут не «показалось». Тут все очень прямо.
Он сорвался на крик:
— Они врут! Это все Валерия! Этот следак! Они все переворачивают, ты должна…
— Никто ничего не переворачивает, — сказала я. — Все, что нужно, уже есть на видео. Как Валерия сыплет порошок в мой стакан. Как ты с ней это обсуждаешь. Я не буду вас выгораживать. Ни тебя, ни ее.
Опять тишина. Потом тихо, почти шепотом:
— Значит, ты встанешь против меня?
— Я встану за себя, Максим, — ответила я. — За свою жизнь. За жизнь твоего отца. И за других людей, которых вы могли бы потом тронуть.
Я услышала его всхлип.
— Мама, пожалуйста… я твой сын…
— Сын не планирует, как мать будет умирать у него на руках, — сказала я. — Все. Больше говорить нечего.
— Мама, не клади… не смей класть трубку! — вдруг сорвался он.
— Прощай, Максим, — тихо сказала я и отключила.
Руки тряслись, сердце колотилось, но внутри было какое-то странное холодное спокойствие. Роберт молча подошел, забрал телефон, положил на стол и просто обнял меня. Мы сидели так долго, пока слезы снова не пошли сами собой. Но это уже был не тот первый шок. Это было прощание.
На следующий день мы поехали к следователю. Здание было самое обычное, чиновничье: облупленные стены, запах старого линолеума и дешевого кофе. В коридоре — пара человек на скамейках, кто-то с папкой, кто-то просто с красными глазами.
— Людмила Сергеевна Тарасова, Роберт Петрович Тарасов, — позвал нас дежурный. — Проходите, следователь ждет.
Кабинет оказался небольшим, но аккуратным. За столом — мужчина лет 50, короткая стрижка, серый костюм, глаза внимательные, но без лишней эмоции.
— Следователь по особо важным делам Кузнецов, — представился он. — Присаживайтесь.
Рядом за столом уже сидел Андрей Николаевич Орлов с папкой — наш адвокат. Кивнул нам, взгляд деловой, собранный.
— Я уже ознакомился с материалами, которые передал ваш адвокат, — начал Кузнецов. — Но мне нужен ваш подробный рассказ. Все будет записано и в протокол, и на аудио. Готовы?
Я глубоко вдохнула.
— Готова, — сказала я. — Иначе зачем мы сюда пришли?
И начала с самого начала. Как Роберт поехал рано утром за планшетом к Максиму. Как увидел всплывающее сообщение со словом «яд». Как не поверил сначала, подумал, что показалось. Как все-таки открыл переписку и часами читал то, что не укладывалось в голове. Рассказала, как он вернулся, молчал, проверял, консультировался, нанял первого частного сыщика, который раскопал прошлое Валерии и историю с первым мужем. Как мы все это время жили, уже зная, что нас собираются убить, но не понимая еще, как именно поступить, чтобы они не вывернулись. Потом про праздник. Про то, как мы ушли, про переписку в машине, про решение поставить камеры, про Марата и Орлова, про подготовку ужина. Про то, как Валерия сыпала порошок в стакан, как я роняла отравленный сок, как Роберт подменил мне бокал. Про то, как они ушли, уверенные, что все по-прежнему, а через полчаса к ним в квартиру уже заходили оперативники.
Следователь слушал внимательно, иногда уточнял даты и время. Во сколько ровно вы увидели, как она сыплет порошок? А сколько прошло с момента, как вы налили сок, до падения стакана? Подтверждаете, что до установки камер доступ к ним ни у кого, кроме специалистов фирмы и вашего адвоката, не было?
Отвечала подробно, как могла. Роберт дополнял технические детали: про оборудование, про то, как все сразу шло в облако, про то, что записи уже скачаны и заверены.
Потом Орлов положил на стол флешку и толстую распечатку.
— Здесь, — сказал он, — копии видеозаписей с восьми камер, плюс расшифровка переписки, плюс заключение независимого лабораторного эксперта по веществу из обнаруженного пакетика у Максима дома.
Кузнецов взял папку, полистал.
— Калий в высокой концентрации, — произнес он вслух. — Доза достаточная для остановки сердца в течение нескольких минут. При стандартной экспертизе действительно могла бы выглядеть как обычный инфаркт на фоне хронической ишемии.
Щелкнул флешкой, убрал ее в отдельный конверт, что-то пометил на корочке.
— Пакет с остатками вещества изъят при обыске, — уточнил он. — Оформлено по всем правилам, понятые, плюс ваши записи. Это серьезно.
— А Борис? — спросил Роберт. — Тот химик.
— Его задержали утром, — кивнул следователь. — При обыске дома нашли еще несколько левых упаковок препаратов, которые проходят в отчетах лаборатории как списанные по браку, а по факту исчезнувшие. Уже идет проверка. На допросе он признался, что действительно передавал Валерии вещество, зная, зачем оно нужно.
У меня внутри все сжалось еще сильнее, хотя, казалось, куда уже.
— То есть, — спросила я, — и Максим, и Валерия, и Борис будут сидеть?
Кузнецов посмотрел на меня уже не сухо-деловым взглядом, а чуть мягче:
— Формально картина такая. Валерия и Максим — соисполнители покушения на убийство по предварительному сговору по корыстным мотивам. Это тяжкая статья. Борис — пособник, плюс отдельная история по хищению сильнодействующих веществ с производства…
