Её пальцы немного дрожали, когда она разрывала край конверта. Ножниц не было, да и они бы сейчас не помогли — руки слушались плохо. Внутри было несколько листов. Первый — официальное заявление. Десять лет назад Николай Иванович открыл вклад на имя дочери. Полное право пользоваться средствами только у неё. Никаких посторонних лиц, ни слова о жене, родственниках или тем более муже.
Ирина глотнула воздуха, словно отцепляла от себя что-то липкое. За заявлением лежало письмо, написанное знакомым почерком. Немного неровным, но родным до боли. Она прочитала первые строки, и сердце словно сделало паузу.
«Дочка, если ты читаешь это, значит, у меня уже нет возможности объяснить всё лично».
Грудная клетка словно стала тесной. Его слова были простыми, совсем без пафоса, без эмоциональной избыточности. Он, как всегда, говорил коротко и по существу. Часть денег он откладывал еще с тех времен, когда имел свое дело. Часть — от продажи старого цеха. Жить богато он никогда не хотел. Хотел лишь, чтобы у дочери был запас, когда жизнь повернется не так, как мечталось. Дальше — то, что она читала, глотая каждую фразу, так, будто это последние слова человека, которого уже никогда не обнимет.
«Я знаю тебя, дочка. Ты терпишь лишнее, слишком доверяешь людям. Поэтому я оформил эту карту на твоё имя и никому о ней не сказал. Если случится беда, потрать деньги не на то, чтобы держаться за тех, кто тебя не ценит, а на то, чтобы начать свою жизнь. Купи жилье, будь спокойна. Живи для себя. С любовью, Папа».
Буквы размылись. Ирина крепко зажмурила глаза, но слёзы всё равно выступили — горячие, тихие, беззащитные. Леонид Петрович деликатно отвел взгляд, давая ей несколько минут. В кабинете стояла такая тишина, что слышно было, как в коридоре кто-то щелкает ручкой по столешнице.
Когда Ирина осторожно вытерла глаза, он сказал:
— Есть еще один документ. Кажется, ваш отец был очень предусмотрительным человеком.
Он протянул ей следующий лист, и Ирина сразу почувствовала, что руки снова становятся холодными. На бумаге была копия давнего договора купли-продажи той самой родительской квартиры в центре города, где она выросла. Напротив графы «покупатель» стояла незнакомая фамилия, а ниже черным по белому было указано, что часть средств от продажи переведена именно на её счет — тот, о существовании которого она уже почти забыла. Под документом была еще одна строка — контакт юридической фирмы, в которую отец просил обращаться в случае любых вопросов.
Всё это выглядело настолько продуманно, словно он знал наперед каждый её шаг и каждый возможный удар судьбы.
— В нашей базе есть отметка, что ваш отец просил рекомендовать этого адвоката, если когда-нибудь возникнет необходимость. И, насколько мне известно, он до сих пор работает.
Ирина несколько секунд просто смотрела на текст перед собой. Казалось, что буквы расплываются, а в голове снова звучал звук захлопнувшейся двери, когда она выходила из квартиры Алексея. Его голос, резкий и холодный: «Квартира моя, ты всё подписывала». И голос свекрови с обидой в каждом слове: «Нам ничего не досталось. Всё твоё, значит, и обязана». Тогда это звучало как приговор, а теперь — будто кто-то наконец включил свет.
— Скажите, — тихо переспросила она, — он мог узнать об этом счете?
— Только если вы сами о нём говорили или давали доступ к интернет-банкингу. Формально счет принадлежит только вам. Хотя… — он задумался, осторожно подбирая слова. — При продаже квартиры он мог обратить внимание, что часть денег к вам не поступила наличными, но это не означает, что он знал о самом счете.
Ирина сжала губы.
— Поэтому он так уверенно меня выгнал, — медленно сказала она. — Думал, что я пойду куда придется. Просто не учел, что я кое-что помню.
Она встала, придерживая сумку, которая всё тяжелее висела на плече.
— Спасибо вам. Я сегодня ничего трогать не буду. Нужно немного времени, чтобы осознать всё.
— Конечно, — кивнул он. — Счет ваш и деньги тоже ваши. Они никуда не исчезнут. И позвольте скажу как человек: не спешите кому-то доверять. Вы уже сами убедились, что не все вокруг хотят нам добра.
Ирина впервые за долгое время едва улыбнулась.
— Не волнуйтесь. Сейчас я разве что ключ от почтового ящика доверила бы кому-то.
Вечером она сидела на диване у Оксаны. Дом подруги был небольшим, но теплым, с мягким светом лампы и запахом только что заваренного чая. Оксана поставила перед ней чашку, бутерброды, но не торопила разговором, давая ей возможность просто посидеть молча.
— Ну, — осторожно проговорила она, когда тишина стала слишком долгой, — всё настолько плохо?..
