Он поднялся, и в голосе появилась напряженность.
— Светлана!.. — начал он, но тут же исправился. — Прошу прощения, Ирина Николаевна?
— Да, — ответила она, стараясь не показывать волнения.
— Прошу вас пройти в вон тот кабинет, — он кивнул на дверь с табличкой «Консультации». — Нужно обсудить некоторые моменты.
Серце у Ирины ударило так, что она даже почувствовала эхо в висках.
— Что-то не так? — тихо спросила она.
— Как раз наоборот, — сказал он мягко, но как-то очень серьезно.
Они перешли в маленький кабинет. Внутри было неприметно: два стула, стол, компьютер и календарь с фотографией леса на стене. Леонид Петрович закрыл дверь, сел напротив и несколько секунд просто смотрел на Ирину, словно пытался что-то вспомнить.
— Скажите, пожалуйста, — начал он осторожно. — Вы дочь Николая Ивановича? — и назвал её девичью фамилию.
Ирина замерла на мгновение, а затем кивнула.
— Да. Вы… Вы знали моего папу?
— Немного, — чуть улыбнулся он. — Он много лет был клиентом нашего отделения. Человек спокойный, немногословный, но таких людей запоминаешь.
Он развернул монитор к ней и сказал:
— Ирина Николаевна, вам стоит это увидеть.
На экране высветился баланс. Сначала это выглядело просто как набор цифр. Но когда её взгляд уловил количество нулей, пальцы сами собой вцепились в край стула.
— Это, наверное, ошибка, — прошептала она.
Леонид Петрович отрицательно покачал головой.
— Нет, всё верно.
Он произнес сумму уже словами, медленно, четко, так, будто боялся, что она не услышит или не поверит.
— Счет открыт 15 лет назад. Владелицей с первого дня являетесь вы. Пополнения поступали несколько лет подряд. Основная сумма внесена примерно 10 лет назад. После этого — только начисление процентов.
Ирина смотрела на экран и пыталась вспомнить хоть какой-то разговор с отцом, где звучала бы цифра, хотя бы отдаленно похожая на ту, что светилась перед её глазами. Но память молчала. Ни намека, ни полслова. Вся их жизнь с папой состояла из простых бытовых фраз: как прошел день, купить ли хлеба, позвонить ли родственникам. Он никогда не говорил о деньгах так, будто они имеют какое-то значение.
— Но я же… — неуверенно начала она. — Я никогда ничего не клала на этот счет.
— И не должны были, — тихо ответил Леонид Петрович, внимательно следя за её реакцией. — Это делал ваш отец.
Он щелкнул мышкой, открыл другой файл, сдвинул очки ниже.
— Кроме того, — продолжил он, — в нашем депозитарии хранится конверт на ваше имя. Есть специальная пометка: открыть только в присутствии владелицы во время первого обращения.
Он поднялся, но перед тем как выйти, словно колебался, стоит ли оставлять её одну.
— Если желаете, я принесу его сейчас.
Ирина лишь кивнула. Голос пропал, во рту пересохло, а пальцы почему-то замерзли, хотя в кабинете было тепло.
Пока он выходил, она сидела неподвижно, опустив руки на колени. И в один миг в голове словно кто-то включил старый диапроектор. Отец возвращается домой поздно, слегка прихрамывая после долгого рабочего дня, снимает пальто и всегда кладет ключи на ту же полку. Садится у окна, смотрит куда-то в темноту двора, молчит так долго, что время словно стоит. И её детский голос: «Пап, ты устал?» А он улыбается краешком губ и говорит свою любимую фразу: «Не волнуйся, дочка, всё не так плохо, как кажется».
Ирина сидела и думала: «Да что у него могло быть? Он же жил скромно, ни машины, ни дорогих вещей. Да и работа обычная, с чего там откладывать такие деньги?»
Через несколько минут дверь открылась. Леонид Петрович зашел, держа в руках толстый, тяжелый конверт. Бумага была пожелтевшей по краям, но подпись — аккуратная, ровная, такая знакомая, словно светилась. На нём было написано: «Ирине Николаевне от отца».
— Хотите, я подожду в коридоре? — спросил он мягко. — Или открыть при мне?
Ирина вдохнула глубоко, вдох вышел рваным.
— Пожалуйста, останьтесь. Я не хочу быть одна…
